«Поликур», в переводе с греческого на наш язык, значит «староселье» или «много поселений». В Ялте – это возвышающийся над морем холм, где издавна жили рыбаки…… Плавно спускаясь к морю, холм образовывал клювовидный мыс, который татарское населеие величало «Келисе-бурун», что значит «церковный», а греки и вслед за ними русские – мысом Св. Иоанна, видимо, по названию церкви, некогда располагавшейся здесь и описанной в свидетельствах многочисленных разноплеменных путешественников. С этим небольшим, по современным представлениям, храмом связана кровавая драма, разыгравшаяся летом 1774г. В это время в Кучук-Кайнарджи проходил знаменитый конгресс, целью которого было, со стороны Российской империи, подписание наиболее выгодных условий мирного договора после победоносной войны с Турцией. Султан решил повлиять на эти решения в свою пользу с помощью коварной авантюры. 17 июля 1774 года к алуштинскому побережью подошли турецкие военные корабли под началом Гаджи-Али Капудан-паши. Русский гарнизон, состоящий из ста пятидесяти солдат и офицеров под командованием секунд-майора Николая Кольчева, не выдержав неравного боя, отступил а Ак-Мечети (нынешний Симферополь). Следующей целью десанта стала Ялта. Ее защищал гарнизон под командованием премьер-майора Самойла Салтанова, в распоряжении которого стояли 222 человека, включая две роты Брянского мушкетерского полка, 11 казаков 16 артиллеристов. Две пушки были развернуты на оконечности мыса, неподалеку от церкви, чуть выше располагался наблюдательный пункт. 19 июля утром начался штурм русских укреплений. Турки наступали с моря и с суши, и в результате неравной борьбы защитники Ялты были окружены. Салтанов, будучи раненым продолжал руководить боем и, понимая безнадежность положения, приказал заклепать пушки и прорываться из окружений штыковой атакой. Ощетинившееся штыками каре русских пехотинцев пробилось к лесу, и только сгустившиеся сумерки позволили остаться в живых всего семнадцати воинам. Перевалив через яйлу, они соединились с бывшими там основными частями. Остальные, включая командира, пали смертью храбрых. После взятия Ялты турки центр ее и окрестности, а церковь, стоящую на мысе, обложили влажной соломой и подожгли. Христиане, греки и русские, надеявшиеся на спасение в ее святых стенах, погибли от огня и ядовитого дыма. Затем, взорвав церковь, турки отплыли в Алушту, где вскоре у деревни Шумы были наголову разбиты корпусом генерала М.И. Голенищева-Кутузова, потерявшего в этом бою правый глаз. В 1802 году Павел Сумароков в своих «Записках» писал: «При утесе, во внутренностях крепостных ограждений стоят еще стены церкви святого Иоанна, в которой совершилось варварское убиение россов. Кудреватая яблоня заслоняет вход во храм, а произросший посреди оного шиповный куст пребывает приличным символом пролитой тут крови».
Тот же автор первым упоминает о легендарных тринадцати избушках, в которых жили солдаты и то немногочисленное население, облюбовавшее себе неширокую приморскую равнину между речками Кремастенеро (нынешняя Учан-Су) и Гува (нынешняя Дерекойка или Быстрая).
Может быть, Ялта так и осталась бы небольшой рыбацкой деревушкой, если б не человек, который волей Божией был послан к этим благословенным берегам.
Первый толчок развитию Ялты дал деятельный и мудрый генерал-губернатор Новороссийского края граф Михаил Семенович Воронцов. Он понимал, какую огромную выгоду может иметь государство от освоения живописных и благодатных крымских просторов, и, прежде всего, его внимание было приковано к Южному берегу. Глядя на то, что он сделал для нашей страны, можно составить предположение о том, как он мечтал, что эта небольшая искалеченная войной и отрезанная от прочего мира бездорожьем земля когда-нибудь станет настоящей русской Ривьерой, летней столицей государства. Но он не только мечтал, он предпринимал конкретные действия. Способствовал раздаче земли в руки богатых сановников, сметливых купцов, трудолюбивых русских и татарских крестьян. Он поощряет разведение овец, виноградарство и виноделие, строительство домов и благоустройство улиц. Он объезжает вверенный его попечению огромный и дикий край, хаос жизни которого постепенно приводится в согласие с идейным убеждением графа о возможном прощении, которое дадут ему современники и потомки за его власть и богатство, при виде тех плодов, что принесли его труды.
Ялта не осталась в стороне от всепроницающего губернаторского ока. Если в начале века эта деревушка насчитывала 13 избушек, то к 1835 году она представляла собой селение, в котором имелись здания из двух и более этажей. Здесь были мол, пристань, набережная, почта, таможня, полицейский участок, рынок, банковская контора. А также различные магазины, лавки, ремесленные мастерские. Одного недоставало Ялте для того, чтобы стать настоящим цивилизованным центром. Нужна была соборная церковь.
Место для нее было выбрано довольно удачно. Первый архитектор Южного берега англичанин Филипп Федорович Эльсон, начавший строительство храма, избрал место на Поликуровском холме на высоте сорока пяти метров над уровнем моря, и таким образом сам холм и храм на нем стали определяющим ориентиром для дальнейшей градостроительной планировки. До начала XX века все улицы центральной части Ялты прокладывались таким образом, что храм венчал собою восходящую перспективу каждой из них. С южной стороны он издали приковывал к себе взор мореплавателей, приближающихся к нашим берегам, и потому вскоре был включен в международные лоции Черного моря. Однако, представленные на утверждение чертежи будущего храма показались Воронцову не вполне удачны, и он поручает одесскому архитектору Г.И. Торичелли «начертать планы и фасады церкви, ибо представленные ранее – негодны». Торичелли сделал проект двух подобных храмов. Один из них (более удачный) оставлен за Ялтой, другой – скромнее, построен в малороссийском имении Воронцова Мошнах.
16 сентября 1837 года архиепископом Екатеринославским, Херсонским и Таврическим Гавриилом (Розановым) был совершен чин торжественного освящения собора во имя Святителя Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского («вселенского учителя и столпа церкви» IV века, изумительного христианского проповедника и богослова). 14 сентября (по старому стилю) Церковь празднует день его блаженной имучительной кончины. К слову сказать, он преставился ко Господу в день праздника Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста, по пути в ссылку на окраину Восточной римской империи, недалеко от города Питиунт (нынешняя Пицунда), и был погребен в главном храме города Команы, откуда позднее его честные мощи с почетом были возвращены в Константинополь. Все эти места в XIX веке входили в состав Российской империи, считавшей себя духовной приемницей древней Византии. В 2007 году Церковь отметила 1600-летие преставления Св. Иоанна Златоуста.
Почему именно в честь великого антиохийца был назван наш храм? Можно сделать несколько предположений: 1) по близости даты празднования его памяти к дню освящения храма; 2) по названию прежней церкви, давшей имя мысу, вблизи которого возвышался новый собор; 3) потому, что Святитель Иоанн Златоуст является учредителем так называемой Готфской митрополии в Тавриде, и с его именем связано назначение на кафедру, предположительно находящуюся в Партенитах, первого епископа, гота по происхождению, Унилу. Вероятнее всего, соединение трех вышеназванных причин привело к тому, что славное имя великого святителя получил первый соборный храм города.
Существует другая версия событий 16 сентября 1837 года. Согласно сведениям, представленным краеведом Владимиром Павловичем Кургузовым, чин освящения храма совершил прибывший из Симферополя протоиерей Родионов (имя не указывается), который истратил на поездку в Ялту 57 рублей 60 копеек денег. Архиепископ же Гавриил (Розанов) совершил лишь освящение места под строительство храма и заложил первый камень в его фундамент в 1833 году. В.П. Кургузов в одной из своих публикаций приводит отрывок из письма, отправленного К.И. Эшлиманом генерал-губернатору графу Воронцову, датированного 13 мая 1837 года, следующего содержания: «Вследствие предписания Вашего Сиятельства от 10-го сего месяца за № 437, имею честь донести, что по справкам, собранным мною у старожилов деревень, Ялтовских и Аутских греков, древний храм в Ялте носил имя во имя Св. Иоанна Златоуста – касательно же того, какие иконы писать на иконостасе, я совершенно никаких на то познаний не имею. Исправляющий должность Архитектора Южного берега К.И. Эшлиман». Иконы для иконостаса и сам иконостас были изготовлены в Одессе у тамошнего мастера Игнатия Полуинского, который и просил выяснить имя храмового святого, для написания его иконы, ибо обязался их изготовить к 1 августа 1837 года. Нужно дополнить, что работы по строительству храма выполнялись артелью керченского горожанина, купца II гильдии Г. Томазини, с которым заключил договор строительный комитет Таврической губернии, находившейся в Симферополе.
На следующий день… О, как было бы кстати представить этот день!.. Каким он был? Ликующим, солнечным, ветреным, расплескивающим последние, щедрые дары знойного южного лета. Воздух, пропитанный терпкой смолой диковинных горный растений, густеет от смешавшихся красок: лиловых, синих, ультрамариновых, палевых, охристых, сангиревых. Это наша Ялта в колыбели своего рождения. Маленькая рыбацкая деревушка, включенная в сферу имперских интересов великой державы, сделала свой первый шаг. Это потом будет курортный бум второй половины XIX века, сезоны винограда, день «Белого цветка», чеховские спектакли Московского Художественного, белый рай будущей эмиграции и кровавые расстрельные ямы для пожелавших остаться, пионерский задор первых крестьянских санаториев и послевоенный дележ европейской карты. Массовое закрытие православных храмов как очагов мракобесия и перманентная советская разруха, пафос «первой всесоюзной здравницы» и надменный апломб номенклатурных дач. Борьба за «прихватизацию» госсобственности и обилие крутых «сиротских» поселков элитного типа на участках земли, отхваченных у заповедного леса. Утомительная многолюдная суета летом и пустынная скука зимой. Все это будет потом. В меру интересное для интересующихся, но все также тривиально как будни, которым нет конца. А тогда, в тот самый «следующий день», день, следующий за днем, когда освятили нашу церковь, на морском горизонте сверкнули белые паруса царской яхты «Полярная звезда».
Итак, на следующий день, 17 сентября 1837 года (по старому стилю), в Ялту прибыл император Всероссийский Николай I с супругой и детьми. Его приезд не был своего рода инспекторской проверкой с целью выявления целевых расходов из правительственных средств. Он соблаговолил навестить графа Воронцова в его Алупкинском имении, и по пути заглянуть в Ялту. «Встреченный князем Воронцовым Его Величество направился вместе с ним по единственной тогда улице Елисаветинской (названной так в честь супруги князя), часто останавливаясь и слушая убедительную речь Воронцова», – писал Рыбицкий в своем сборнике «Пятидесятилетие Ялты». Очевидец тех событий, воспитатель наследника-цесаревича Семен Андреевич Юрьевич так описывал этот день: «Мы заезжали в церковь премилой готической архитектуры, только вчера к приезду освященную, отслужили молебствие. В таможенном доме графиня Воронцова угощала нас завтраком – макароны, приготовленные по-итальянски. Понравились государю. Государь повелел возвести Ялту в достоинство города, указал план для строений и улиц, и повелел увеличить место для гавани. Провозглашение совершалось в таможенном доме. Император Николай Павлович, с бокалом в руках, провозгласил Ялту уездным городом и выпил за ее процветание».
Именной указ Правительственному Сенату за №11080 был подписан царем лишь 23 марта (4 апреля по новому стилю) в Санкт-Петербурге в 1838 году. В нем говорилось: «Приняв во внимание особенное местное положение Южного берега полуострова Таврического, быстрое возрастание там населения и приметное между жителями распространение промышленности, признали мы за благо, для устранения неудобств, происходящих от накопления дел в присутственных местах уезда Симферопольского, учредить в Таврической губернии новый уезд и, потому, вследствие ходатайства местного начальства и согласно с представлением внутренних дел, в Государственном Совете рассмотренном, повелеваем: 1) из части нынешнего Симферопольского уезда, заключающей в себя, сверх собственно так именуемого Южного Берега Крыма, три по сю сторону гор волости и греческие селения, составить новый уезд под названием Ялтинского, переименовав местечко Ялту городом…» (полное собрание законов Российской империи, 2 собр., т.XII. Спб., 1839). Одиннадцать пунктов настоящего Указа говорили об учреждении в Ялте городского и уездного самоуправления, суда, дворянского собрания, магистрата, думы и прочих присутственных мест. Ялтинские купцы освобождались от налога на торговлю, а мещане – от сословного оклада на пять лет. Также на пять лет город освобождался от воинского постоя. Через шесть лет в Ялте был утвержден первый план застройки, а через восемь – городской герб.
Меньше полувека красовался собор на возвышении Поликуровского холма, украшая собой архитектурную застройку города. Неподалеку от него возник городской погост, позднее ставший мемориальным некрополем Ялты, ныне совсем разгромленный, где находились могилы выдающихся деятелей отечественной науки и культуры.
По сведениям краеведа В.П. Кургузова: «В 1878 году в связи с ростом населения в Массандровских и Воронцовских слободах было принято решение о полной перестройке храма. Проектирование и руководство строительством были поручены К.И. Эшлиману. Храм был разобран и построен по новому плану. Помещение стало прямоугольным, и это увеличило вместимость почти вдвое – 750 человек. По проекту архитектора Н.П. Краснова луковичные купола разобрали и возвели один шатровый на восьмигранном барабане с восемью арочными световыми окнами в византийском стиле. Все здание после перестройки также приобрело черты типичной византийской архитектуры. Внутри были сделаны росписи и установлен новый иконостас… В 1883 году на средства городского головы статского советника, барона Андрея Львовича Ниль-Врангеля фон Гюбенталя (лютеранина по вероисповеданию) в соборе был устроен придел во имя его небесного покровителя Св. апостола Андрея Первозванного. Придел был освящен 16 октября 1883 года архиепископом Таврическим и Симферопольским Гермогеном».
Николай Петрович Краснов, человек уникальнейший, гениальный архитектор, обладатель безупречного вкуса, безукоризненный мастер художественных деталей, щепетильный и тщательный в исполнении своих шедевров, умеющий создавать целые ансамбли зданий, поющих ему славу до наших дней, будучи ялтинским городским архитектором, широко привлекался к церковному строительству. Кроме перестройки куполов и расширения храма, он спроектировал и построил часовню у здания морского вокзала, освященную в 1896 году (в ознаменование бракосочетания последней императорской четы) на том самом месте, где в 1837 году Николай I провозгласил Ялту городом. Также его таланту и трудам принадлежало здание церковно-приходской школы неподалеку от храма, построенное в 1898 году по инициативе ялтинского благочинного и настоятеля нашего храма, протоиерея Александра Терновского. Оба здания (часовни и школы) строились одновременно и успешно, благодаря известности архитектора и щедрым пожертвованиям богатой ялтинской прихожанки купчихи Юлии Ивановны Базановой. Новая школа носила имяВеликой княжны Ольги Николаевны (старшей дочери Николая II).
О жизни нашего храма в предреволюционные годы известно немногое. Можно назвать имена настоятелей, служивших в ней с 1837 по 1917, – протоиереи: Иаков Черняев, Алексий Сорокин, Григорий Брюховский, Афанасий Савинский, Василий Сердюков, Александр Терновский. Последний известен своей широкой деятельностью на ниве духовного просвещения, будучи законоучителем ялтинской мужской гимназии, гласным членом городской думы, лицом, приглашаемым к совершению богослужений в присутствии августейших особ, сделал для храма за годы своего настоятельства больше, чем все его предшественники. Его дочь, Надежда Александровна, пользовалась благосклонностью А.П. Чехова и, как считают литературоведы, она была, отчасти, прообразом Анны Сергеевны из рассказа «Дама с собачкой» – самого ялтинского произведения писателя. Чудом ко мне в руки попал альбом-гармошка со множеством открыток, адресованных Надежде Александровне от разных корреспондентов, списанных мелким убористым почерком. Среди них затесалась одна, на которой запечатлена узнаваемая панорама нашего города – само прекрасного из всех городов мира, террасами спускающегося к морю, с сосульками церковных куполов, с белым пятном водопада на отвесе свинцовой скалы. Но главное, что привлекло мое внимание, это надпись под изображением. Как точно она передает то состояние преступной беспечности, а может быть и просто духовной апатии, какой-то овечьей обреченности, охватившей тогда этих людей, этих мотыльков безнадежности, эльфов неминуемой гибели. Пишет человек, вероятнее всего священнослужитель, который во время отсутствия о. Александра замещал его по службе: «Все благополучно. Ждем воскресенья 29, венчаем свадьбу в Гурзуфе». 28 июля 1901 года протоиерей Александр Яковлевич Терновский получил это сообщение в Варшаве. До «конца света» оставалось чуть более пятнадцати лет.
Но были и светлые дни. Несомненно, ярким и незабываемым было служение в нашем храме протоиерея Иоанна Сергиева, знаменитого св. праведного Иоанна Кронштадтского, которое состоялось, по свидетельству барона Николая Тизенгаузена, 10 октября 1894 года.
В 1902 году в Ялте освятили большой (в двух уровнях) двухпрестольный собор во имя св. блгв. князя Александра Невского. Он стал называться Новым, а наш превратился в Старый собор. Что нашло свое отражение в картах-планах города начала XX века.
В 1913 году в Ялту приехал человек, с именем которого связана особая страница в истории храма. Пристальнее вглядываясь в ткань повседневного быта, мы понимаем, что какие-то события, кажущиеся случайными, на самом деле обусловлены премудрым и благим промыслом Божиим, а те, что, как говорится, были у всех на устах, вскоре покрываются прахом забвения. Жизнь человека – вещь таинственная и страшная. В любой момент ее течение, бывает, нарушается вмешательством державной Божией десницы, будь то буря и вихрь испытаний или ликующая благость и любовь. Святые – соль земли, они как тихие цветы на воде: чем чернее омут, тем ярче сияние их белоснежных одежд. Русская пословица говорит: «не стоит село без праведника, а город – без святого». Удивительным образом совпало так, что именно в нашем храме выпало служить этому удивительному человеку, пастырю человеческих душ, милостью Божией святому мученику и исповеднику Имени Христова в самые страшные годы беспримерных гонений на Церковь – протоиерею Димитрию Киранову. Мальчик из священнической семью, выпускник Таврической духовной семинарии, псаломщик (т.е. управляющий церковным хором) в сельском приходе Бердянского уезда, законоучитель в школе – таков краткий послужной список о. Димитрия до принятия сана. В 1904 году он женился на девице Анне Львовне, которая также учительствовала в селе. Супруга страдала туберкулезом легких, и это обусловило переезд священника в Ялту. Он занял вакансию второго священника собора Св. Иоанна Златоуста и по совместительству преподавал Закон Божий в школах – Штангеевской, Пушкинской, Чеховской, состоял членом городского попечительства по призрению нищих чинов. Спокойная жизнь уездного захолустья не предвещала особых перемен. Но грянула война, а за ней революция. Страшные испытания, пронесшиеся по стране, не могли не коснуться южных берегов. Всеобщее безумие передавалось со скоростью эпидемии и отравляло человеческие сердца злобой, ненавистью и смертью. «На ялтинском молу, где Дама с собачкой потеряла когда-то лорнет, большевистские матросы, привязывали тяжести к ногам арестованных жителей и поставив спиной к морю расстреливали их… Мы попали в самое скучное и унизительно положение, в котором могут быть люди, то положение, когда вокруг все время ходит идиотская преждевременная смерть, оттого, что хозяйничают человекоподобные и обижаются, если им что-нибудь не по ноздре», – писал об этом времени В.В. Набоков, живший тогда в Ялте девятнадцатилетним юношей. Эта «идиотская преждевременная смерть» преследовала бедного о. Димитрия, ставшего в 1928 году настоятелем храма, с первых же месяцев установления в Ялте советской власти. Борьба с обновленцами сменилась противостоянием с фининспекторами, а в их лице – с всесильным тоталитарным государством, стремившихся с помощью непомерных налогов разорить хозяйственную жизнь храма. В 1931 году ЦИК Крым.АССР принял решение о «ликвидации» Никольской часовни у морского порта. Она была разрешена. Самого настоятеля арестовывали в 1923, 1929, 1932, сослан на три года в Казахстан, вернулся к службе в 1935, в 1937 вновь арестован. Кровавый маховик репрессий, раскрученным Сталиным в отношении собственного народа, должен был привести к тому, что в конце текущей «безбожной» пятилетки само слово «Бог» навсегда исчезнет из лексикона советских людей. Карательным органам дана была установка добиваться признаний любой ценой, и заплечных дел мастера не брезговали никакими пытками. Обвинение в контрреволюционном заговоре предполагало выдачу подследственным своих товарищей – заговорщиков. Святой Священномученик Димитрий никого из соучастников «заговора» не выдал и виновным себя не признал. 1 декабря 1937 г. тройка НКВД Крым.АССР вынесла постановление: Киранова Дмитрия Михайловича 1879 г.р. расстрелять, имущество конфисковать. 4 января 1938 года приговор приведен в исполнение во внутреннем дворе Симферопольской тюрьмы.
В те годы мало кто думал о судьбе храма, о судьбе Церкви и подавно было страшно подумать, но вот сохранились воспоминания одной старой женщины, ныне уже покойной. Она дожила до дней, когда освятили восстановленный храм, и вдруг вспомнила всю свою жизнь, проведенную у церковных стен в пределах родного города. Об этом можно составить отдельный рассказ и назвать его примерно так: «Южнобережная Атлантида в контексте одной человеческой жизни». Мне вспоминается старое приземистое жилье, где под вздувшимися голубыми наслоениями масляной краски медленно затухала неброская старушечья жизнь. На горбатой постели, неразличимо дремали коты и подушки, а рядом сидела эта дивная пожилая женщина и, смежив глаза, вглядывалась в пройденный век, вспоминала: «Мои родители были простые бедные люди. Уроженцы Орловской губернии. В Ялту семья Гаврилкиных переехала на заработки. Отец и мать работали на винограднике. С виноградника мать и привезли в роддом, который располагался на Нагорной улице. Спустя шесть дней после рождения в июле 1912 года меня крестили в соборе Иоанна Златоуста и нарекли Анной. Здесь же крестили в 1914 году двух братьев и отпевали в 1915 году одного из них. В 1919 году умер от рака мой отец Кондрат Филимонович. Его отпевали в нашем соборе и похоронили на Поликуровском кладбище. Я была маленькой, и церковь мне запомнилась очень большой и красивой с большим просторным двором, с застекленной верандой перед колокольней, с расписными стенами и потолком. На площади, на месте трансформаторной будки, стояла двухэтажная церковно-приходская школа. С собором Иоанна Златоуста была связана вся наша жизнь. В голодные 1920-1921 годы в церковь не ходили: болели, пухли от голода. В 1923 году стали немного лучше жить и в церкви стали бывать чаще. Помню, как мы с мамой святили паски. Внутри церкви шла Всенощная служба, взрослые были там, а мы, дети, сторожили свои приношения, разложенные вокруг церкви и вверх по улице Церковной. В четыре часа утра начинался крестный ход. Еще было мало на улице света, и вспыхивал огромный костер. Его складывали из больших сухих деревьев, обкладывали дровами, чтоб горел дольше, обливали дрова керосином и поджигали. Паски святили во время крестного хода. Мы очень любили этот праздник.
Помню, как крестили воду в крещенские праздники. На причале в порту стояли несколько сорокаведерных бочек с питьевой водой. Службу правил отец Дмитрий. В конце службы батюшка бросал крест в море.
Я хорошо помню прихожанку собора Иоанна Златоуста княгиню Барядкину (надо полагать кн. Марию Владимировну Барятинскую). Она проживала на территории нынешнего военного санатория, в особняке. Мой отец работал у нее кучером. Княгиня очень любила детей. Устраивала нам праздники с чаепитием, играми, подарками. Собиралось до 20 детей. Мне княгиня подарила красивую куклу.
В 1929 году я вышла замуж, а в 1937 году (в те годы!), в ноябре в соборе св. Иоанна Златоуста мы крестили своего семилетнего сына Владимира и пятимесячную дочь Веру. Крестил детей отец Дмитрий, а в декабре батюшку арестовали, церковь закрыли.
После этого события святая церковь была осквернена, из нее сделали продуктовый склад: стояли бочки с хамсой и другие продукты. В Ялте до войны проживали немецкие колонисты, которых выселили в 24 часа после объявления войны. Когда пришли немцы в 1941 году, они заняли квартиры выселенных, а их имущество свезли в собор с намерением вернуть его владельцам. В 1942 году склад в церкви был разграблен и подожжен. Всю ночь полыхал пожар. Утром мы увидели, что от красивого собора остались обгорелые стены и головешки. Немцы искали виновных, но так и не нашли. Сторож скрылся. После войны развалины собора разобрали для строительства корпусов военного санатория.
В пятидесятые годы на церковной площади был организован вещевой рынок. Толпы людей двигались по всей территории храма, не задумываясь, какая святыня лежит у них под ногами.
Я уже очень старый человек, мне 88 лет. Я похоронила многих своих близких: мужа, сына, дочь и многих-многих родственников. Дочь отпевал на кладбище отец Владислав, сына предали земле в соборе Александра Невского. В Киеве живет моя младшая дочь. Я благодарю Бога за то, что меня окружают хорошие люди, помогают и заботятся обо мне.
Новость о восстановлении храма я восприняла с большой радостью. Внесла свой посильный вклад. Мое имя вписали в книгу. Я не могу выстоять всю службу: болят старые ноги, спина. Однажды я была приятно удивлена тем, что мне вынес стул милый паренек с хорошей доброй улыбкой. Я его спросила: «Это мне?» Он ответил: «Да бабушка, сидите».
Спасибо Господу, что помог восстановить собор Иоанна Златоуста, наш храм!
Спасибо рукам, которые строят его! Спасибо добрым сердцам, которые превращают наш храм в настоящую святыню!» Март 2000 года. Со слов Дерюгиной Анны Кондратьевны записала Людмила Беляева.
Эти трогательные воспоминания необходимо дополнить откровениями собственного опыта, которые быть может пробьют дорогу к написанию новейшей истории нашей святыни, еще не описанную никем. Лети, моя о, Мнемозина! – набоковской бабочкой в глубину десятилетия, отделяющего нас от того дня, когда в день празднования памяти святого благоверного князя Александра Невского за праздничной трапезой, собравшей духовенство благочиния, архиепископ Симферопольский и Крымский Лазарь (Швец), предложил мне восстановить этот храм. Шел второй год моего служения в священническом сане и, в силу своей неопытности, я опасался браться за поприще, заведомо обреченное на неудачу. Для того, чтобы понять мои чувства, нужно представить, как тогда выглядел Поликур и колокольня на нем. Издалека она смотрелась вполне представительно, и даже подсвечивалась одиноким прожектором в темное время суток. По мере приближения к ней вы начинали понимать, что попали в место, которое облюбовали хулиганы всех возрастов и мастей. На самой же колокольне в большом изобилии были разбросаны шприцы, косяки и прочие нехитрые атрибуты для приема наркотиков, а стены исписаны отнюдь не целомудренными словами. Вокруг ни души, как будто мертвой зоной ограждены были эти пределы, и даже торговцы, класс, столь плотной гнездящийся на ялтинских улицах, здесь никак не могли удержаться. Даже прием стеклотары не имел никакого успеха и был прекращен. Как будто бы центр, и вместе – глухое захолустье. Такой я впервые увидел колокольню 4 ноября 1994 года, когда получил Указ правящего архиерея, поручавшего мне возглавить строительство разрушенного храма.
Тогда судьба свела меня с неслучайным человеком, во многом определившим мою дальнейшую жизнь, ставшим моим учителем и, одновременно помощником в те решающие годы, когда вместе с ростом храма возрастал и множился мой житейский опыт. Виталий Николаевич Шевченко, взявший на себя все заботы по восстановлению храма, известен ялтинской общественности как первый генеральный директор международного детского центра «Артек», избранный путем конкурса на альтернативной основе. До этого курировал промышленность целого района в Узбекистане, и, невзирая на свое номенклатурное прошлое, остался простым русским человеком. Он не просто возглавил стройку, добывая средства и материалы. Он сделал землеотвод, составлял рекламные листовки, исправлял должность прораба, читая рабочие чертежи, и собственными руками мешал бетон, вязал металлокаркасы, строил кирпичную кладку. И все это безукоризненно грамотно, тщательно качественно, с великой любовью и молитвой к Богу. Со временем удалось собрать бригаду православных строителей, которые за мизерную плату трудились здесь с одной мечтой: поскорее построить церковь. Хочется запечатлеть их имена: Анатолий Лыков, Александр Пупыкин, Алексей Кириченко, Олег Иванов, Александр Трифонов, Александр Ковлагин, Арно Спартаков, Вячеслав Барабанов, Александр Пужлаков, Евгений Худзинский. В разное время внесли они частицу своего труда в святое дело строительства храма. Организацией и приготовлением обедов занималась супруга Виталия Николаевича – Лариса Никифоровна. Бессменным сторожем храма был тогда Петр Кириллович Волков. Две пенсионерки, Софья Алексеевна Золотарева и Леонила Николаевна Брудная, занимались тем, что, обходя санатории и различные организации, выпрашивали (в буквальном смысле слова) пожертвования на строительство храма.
26 ноября 1995 года состоялся первый крестный ход из собора св. Александра Невского к нашей колокольне, где в нижнем ее ярусе была устроена маленькая часовня для совершения богослужений. Часовня была освящена, там мы установили икону св. Иоанна Златоуста и, таким образом, у нас возродилась духовная и молитвенная жизнь.
Стараниями нашего первого регента Иващенко Ларисы Николаевны был собран весьма удачный мужской квартет, который пел во втором ярусе колокольни, будучи невидим для нас, стоящих внизу.
Через год 26 ноября состоялся второй крестный ход, который возглавил архиепископ Лазарь. Он совершил чин закладки первого камня и освятил фундамент будущего храма. В этот день с 11-30 до 13-00 над нашим храмом и над всем холмом стояла радуга, фотографию которой мы храним.
Отдельно нужно рассказать о том, как проектировался наш храм. Один из священников нашей епархии порекомендовал мне в качестве архитектора Александру Валерьевну Петрову, как специалиста весьма и весьма осведомленного в области церковной архитектуры. После целого ряда бесплодных попыток официально получить проектную документацию в мастерских, имеющих лицензию на такого рода объекты, я попросил ее выполнить рабочие чертежи и строить без всяких согласований. Время было смутное и беспокойное для чиновников всякого рода, наверное, поэтому в скором времени мы получили проект храма, заплатив за него три тысячи «условных единиц». Сумма по тем временам мизерная в сравнении с огромными деньгами, которые с нас требовали в архитектурных мастерских. За основу проекта были взяты фасады и разрезы (без планов), найденные в запасниках Воронцовского музея в Алупке с автографом Торичелли, любезно предоставленные мне директором Константином Константиновичем. Автором нового проекта стала Петрова, а инженером – Александр Андреевич Рубель из Симферополя.
26 ноября 1997 года в стенах строящегося храма была отслужена первая (за последние 60 лет) Божественная Литургия. Присутствовали на службе благочинный протоиерей Адам Дмитренко, иерей Александр Щербаков, иерей Евгений Халабузарь и соборный протодиакон о. Павел Комин. Во время службы шел тихий дождик. Крыши в подкупольной части храма еще не было, и молящиеся прятались под зонтики. Все причащались.
26 ноября 1998 года, в престольный праздник, архиепископ Лазарь совершил освящение храма и божественную литургию. Ему сослужили: благочинный прот. Адам, настоятель храма прот. Владислав, настоятель форосской церкви прот. Евгений Николишин и протодиакон Леонтий Сопельник из Симферополя. Присутствовали: настоятель храма св. Феодора Тирона прот. Леонтий Капинос с сыном диаконом Августином, настоятель храма Михаила Архангела в Алупке прот. Валерий Бояринцев, настоятель храма Покрова Божией Матери в Симеизе иерей Евгений Халабузарь, настоятель храма в пос. Научный (Бахчисарайское благочиние) иерей Александр Щербаков, иерей Андрей Дьяконов (из Германии) и протодиакон собора о. Павел Комин.
После окончания божественной литургии был совершен крестный ход вокруг храма и провозглашены многолетствия. В этот день в храме и вокруг него было до 2000 человек.
Так был открыт наш храм. После многих лет запустения и трех лет упорного труда в нем вновь стала совершаться Божественная Литургия. Первые сорок литургий в течение Рождественского поста я совершал ежедневно. Храм был освящен, а работы по восстановлению его внутреннего убранства продолжались и длятся до сего дня.
22 декабря 1999 года, в воскресение, были освящены и подняты над храмом святые кресты.
В канун нового тысячелетия мы отправлялись в путь по житейскому морю в то плавание, которое предполагает далекую пристань у вожделенного берега, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание». Кроме внешних событий, становящихся достоянием истории, на себя обращают внимание неуловимые факты бытия, мелкие детали, ускользающие в подробностях повседневной скуки. И только внезапно обнаружив, как много стало седины в волосах, как выросли и возмужали наши дети, как качественно изменились вопросы, волнующие прихожан на исповеди, как пристальней и кротче стали глядеть глаза наших стариков, начинаешь понимать, что если и есть какое-то счастье в этой маленькой жизни, то оно в той радости, которой ты смог сослужить, умея понимать, жалеть, делиться, жертвовать тем малым и неказистым, что добрый Бог вручил тебе как временное достояние. И может быть, эпилогом всех этих терзаний, поисков, страданий и обретений станут слова великого русского поэта:
Рожденные в года глухие пути не помнят своего,
Мы – дети страшных лет России – забыть не в силах ничего.
…………………………………………………………………………………………….
И пусть над нашим смертным ложем взовьется с криком воронье.
Те, кто достойней, Боже, Боже, да узрят царствие твое! (А. Блок).
Благодарим archive.is за фото и материалы